Он обнимал Марину так, словно боялся, что она сейчас исчезнет, обратившись в дым. И знал, что она переживает те же чувства.
Он знал: что бы ни произошло, его жизнь уже никогда не станет такой, какой была прежде.
Фил нажал на кнопку пульта, выключив «Элбоу», прежде чем диск дошел до песни, напоминавшей ему о Марине. Было в этом что-то нездоровое, как будто расковыриваешь старую рану, не давая ей затянуться.
Он допил пиво и поставил бутылку. Посмотрел на упаковку с остатками еды из ресторана. Он не мог есть. Если захочется, в холодильнике стоит еще бутылка пива. Он почувствовал, как начинает болеть голова, и усилием воли приказал боли уйти. Он не мог давать себе поблажку. Он должен был работать.
Пытаясь прогнать из головы мысли о Марине, он заставил себя вновь прокрутить в сознании и осмыслить прошедший день. Закрыть сердце, упорядочить свою жизнь и сконцентрироваться на том, чтобы поймать убийцу. И найти младенца.
Он принялся воспроизводить в памяти события этого дня, начав с того, как было обнаружено тело Клэр Филдинг. Потом пошел дальше, еще и еще раз, в поисках того, что они могли упустить, стараясь уловить скрытые связи.
Не обращать внимание на одиночество его квартиры, всей его жизни.
Сфокусировать внимание на работе.
Он не замечал, что продолжает напевать слова все той же песни.
Марина стояла у окна со стаканом газированного яблочного сока в руке и жалела, что это не что-то покрепче. Прямо перед ней была дорожка, а позади нее медленно несла свои воды река Колн. Ее дом, выкрашенный кирпичный коттедж с крыльцом, увитым клематисом, выходил фасадом на Вивенхоэ — причудливую бывшую рыбацкую деревеньку, которую сейчас в основном колонизировал преподавательский состав из близлежащего университета. В деревне царила расслабленная и культурная атмосфера. Уютное и безопасное место для своего дома. Но, поднося стакан к губам, Марина не ощущала ни того ни другого.
Тони занимался поздним ужином. Паста арабьята, ничего особенного. Сегодня была Маринина очередь готовить, но стоило ему только взглянуть на нее, когда она вошла в дом, как он сунул ей в руки стакан с соком, поцеловал в лоб и объявил, что сделает все сам. Она предприняла не вполне искреннюю попытку возразить.
— Нет, — сказал он, суетясь вокруг нее. На кончике носа у него сверкали очки для чтения. — Мой последний семинар окончился еще в пять, и с тех пор я вообще ничего не делал, только читал и пил вино, так что…
Он аккуратно усадил ее в кресло, как какого-то инвалида, дал в руки газету и, довольный тем, что он такой заботливый, удалился на кухню. Это вызвало у Марины улыбку, но она со всем согласилась. «Все-таки он внимателен ко мне», — подумала она.
Она оглядела гостиную: много книг, обстановка из разрозненных самобытных предметов мебели, приглушенное освещение, на стенах неожиданные картины, гобелены и домашние растения. Они устроили все так, чтобы показать гостям и самим себе, что они интересные люди, которые ведут богатую событиями жизнь. В противоположность тому дому, в котором она росла. Но когда Марина подошла к окну и стала смотреть на неторопливые темные воды реки, ей показалось, что все это принадлежит кому-то другому.
Из кухни доносилась музыка, спокойные бразильские ритмы, которые Тони раскопал неизвестно где, и исходили аппетитные запахи, которые в любой другой вечер уже заставили бы ее живот нетерпеливо урчать. Но только не сегодня. Она отхлебнула сока и скорчила недовольную гримасу, словно ожидала чего-то абсолютно другого.
Перед глазами возникло мертвое тело Клэр Филдинг. И Джулии Симпсон. Потом других двух женщин. Фил был прав насчет места совершения убийства. Складывалось впечатление, что они не должны были здесь находиться. Как будто жизнь продолжалась.
Фил… Она заранее готовила то, что скажет ему при их следующей встрече. Несколько раз. Но неделя шла за неделей, и, по мере того как жизнь безжалостно текла вперед, она постепенно смирилась с тем, что больше никогда его не увидит. «Наверное, это и к лучшему», — думала она. Она вернулась к Тони, она была беременна, у нее появилась частная практика. Ее жизнь шла своим чередом, вперед. Или, скорее, назад. В зону безопасного покоя.
Но теперь они снова вместе. А она так и не смогла ему ничего сказать. Потому что каждый раз, когда она думала о нем, она видела лицо Мартина Флетчера. Запертая дверь… Марина почувствовала, как в ней закипает леденящий страх, а потом подумала о Филе. И это все привело ее в состояние немого оцепенения.
Она не осознавала, сколько времени занималась рутиной, прежде чем полиция пригласила ее по делу Джеммы Харди. Рутину, которая незаметно для нее превратилась в тяжелый монотонный труд. Ее надежная, спасительная работа, ее пенсия. И Тони, ее надежный мужчина.
Но тогда она и не хотела иметь мужчину, волнующего душу. Перед тем как она познакомилась с Тони, ее тянуло к мужчинам, напоминавшим ее отца. Она понимала, что это неправильно, не говоря уже о том, что просто опасно, тем не менее постоянно возвращалась к этому, продолжая искать именно таких. Так шло до тех пор, пока однажды она не посмотрела на себя в зеркало и серьезно не спросила себя: что ты делаешь? И поняла, что больше так не может.
Тони был на месте. Хороший человек, серьезный, заслуживающий доверия. Вдумчивый, приятный, общительный. Отца он мог напоминать ей разве что по возрасту, но во всех остальных смыслах он был полной ему противоположностью. Он не возбуждал ее и не вызывал в ней трепета, но с ним она ощущала себя удобно. И в безопасности. Он был внимателен к ней. А это, говорила она себе, восхитительные качества. Он приглашал ее пойти куда-нибудь, и она соглашалась. Такие вот дела… Он хотел, чтобы она бросила свою квартиру в центре города и переехала к нему, в его коттедж в Вивенхоэ. Она сделала это. И чувствовала себя спокойно. Была довольна. Или, по крайней мере, думала, что это так.