Суррогатная мать - Страница 46

После этого Фил почувствовал, что густо краснеет. Что он делает, приглашая ее куда-то пойти? Что его заставило произнести эти слова? Работая в полиции, он много сил положил на то, чтобы заработать репутацию настоящего мужчины и крутого профессионала — грозы криминального мира. Он не обращал внимания на угрозы расправы от преступников, которые заставили бы других офицеров сто раз подумать, прежде чем что-то решать. Но с женщинами он вел себя глупо и беспомощно.

Он уже открыл рот, чтобы извиниться и взять свои слова обратно, когда она неожиданно сказала:

— Да, это было бы замечательно.

— Почему ты тогда сказала «да»? — спросил он на их первом настоящем свидании в ресторане «Оливковое дерево» в центре Колчестера. Это было спокойное и уютное место с хорошей, хотя и довольно дорогой кухней. Место, куда приходят перекусить настоящие профессионалы. Но обычно все-таки не офицеры полиции его уровня. Он считал, что здесь его никто не узнает.

Они немного поболтали, обсудили ход расследования, выяснили, кто где живет. Затем Фил решил спросить ее мнение как профессионала о перспективах своего продвижения по службе.

И в ответ увидел все ту же загадочную улыбку. Ее губы были такого же насыщенного красного цвета, как вино в бокале, в карих глазах плясали отблески пламени свечи.

— Почему бы и нет? — сказала она, сделав медленный глоток. Фил завороженно смотрел на то, как заблестели ее губы, оторвавшись от тонкого стекла. — Ты красивый. Умный. Похоже, можешь при необходимости взять себя в руки. Но ты и очень чувствительный.

Фил рассмеялся.

— Это твое профессиональное суждение?

— Мое личное. Но это правда. Я вижу это по твоим глазам.

Он не знал, что сказать.

Она засмеялась.

— Ты счастлив, работая детективом?

Этот вопрос удивил Фила.

— Ну да. А ты счастлива быть психологом?

Марина улыбнулась.

— Говорят, что все психологи тронутые и просто пытаются найти дорогу домой.

— А о полицейских говорят, что они расисты и жестокие головорезы.

— Но не о тех, у кого такие выразительные глаза.

Фил чувствовал себя неловко, но ее откровенность воодушевляла его.

— А в отношении тебя все правильно? Ты действительно пытаешься найти дорогу домой?

Она пожала плечами.

— Я сейчас на правильном пути.

Она спросила, что привлекает его в работе полицейского. Он собирался сказать ей что-то скучное и обыденное: хороший отпуск, пенсионная схема… Что-нибудь в этом роде. Но, посмотрев в ее глаза, чувствуя, как глубоко они заглядывают в него, а вдобавок после того, что ответила она, он просто не мог этого сделать. Ей нужно было что-то большее, искреннее.

— В общем, это выглядит примерно так. Тебе поручают дело. Тебя вызывают на место. Где что-то произошло. Ограбление, убийство. Неважно. Там полная неразбериха. Обычно кто-то в слезах, в доме все вверх дном, жизнь разбита. Что-то в таком духе. И никто не знает, что дальше делать. — Он пожал плечами. — А я должен разобраться, что происходит. Понять, что здесь не так, и помочь все восстановить. Внести во все это какой-то смысл.

Она по-прежнему внимательно смотрела на него. Внезапно он почувствовал смущение. Эта женщина не была похожа ни на одну из тех, кого ему приходилось встречать раньше. Он поспешно поднял свой бокал и спрятался за ним.

— Вот так.

Она медленно кивнула.

— Ты учился в университете?

Он покачал головой.

— А хотел бы?

Он пожал плечами.

— Наверное. Но тогда не было такой возможности.

Она слегка нахмурилась, покручивая бокал за тонкую ножку. На лбу появилась очаровательная маленькая складка.

— Готова поспорить, что ты любишь читать. — Это было утверждением, а не вопросом. — Но если об этом спрашивают на работе, ты этого не говоришь.

Он подумал о книжных полках у себя в квартире. Забитых самой разной литературой. Все, что угодно: от философии и поэзии до беллетристики, биографий и дешевых триллеров для чтения в самолете. В нем жила жажда знаний, тяга к пониманию, корни которой, без сомнения, скрывались в его детстве. Впрочем, он так и не нашел того, что искал. И единственным занятием, приносившим ему настоящее удовлетворение, была работа в полиции.

Он снова пожал плечами, чувствуя себя после ее слов еще более неловко.

— У тебя было тяжелое детство, верно? Ты пережил много боли. Лишений.

Воодушевление исчезло. Теперь Фил ощущал только неловкость.

— Прости. Сюда вход воспрещен.

— Нет, это ты меня прости, — сказала Марина, опустив голову и глядя в свою тарелку. — Я упомянула о детстве только потому, что почувствовала это, вот и все. Потому что… — Она запнулась. — Мне это знакомо. — Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. — В тебе есть что-то, что напоминает мне себя. И мне очень жаль, если я поняла тебя неправильно.

Фил молча смотрел на нее. Ее ладонь скользнула через стол к нему. Их руки встретились. Между ними снова проскочил электрический разряд. Как будто это прикосновение подтвердило, что они понимают друг друга на уровне инстинктов.

— Может быть, хочешь узнать что-то обо мне? Я не возражаю, — сказала она.

Она открылась ему, рассказав о своей семье, о том, как скандальный отец-алкоголик бросил ее с матерью и двумя братьями, когда ей было всего семь лет, время от времени возвращаясь в их жизнь только затем, чтобы приносить новые страдания и боль.

— Он был мерзавцем: патологический лжец, жулик, скандалист, избивавший свою жену, — закончила она, и взгляд ее от неприятных воспоминаний затуманился.