Суррогатная мать - Страница 31

Она расчистила место на верстаке, сметя инструменты на пол массивной мускулистой рукой, и сдула с его поверхности деревянную стружку и металлическую пыль, прежде чем вытянуть ребенка из ванночки и положить туда. Он молчал, испуганный таким перемещением. Эстер улыбнулась. Так и должна действовать настоящая мать. Хорошо. Это сработало.

Она стала по одной разворачивать пеленки, снимая их как можно быстрее и бросая на пол. Наступившая тишина подтолкнула ее к тому, чтобы снова заговорить сюсюкающим детским голосом, как она и собиралась раньше. Она вынула из пакета подгузник и взяла тряпку, чтобы вытереть ребенка.

— Приготовься, — проурчала она, подражая говору маленьких детей. — Мамочка уже идет…

Она посмотрела на его тельце. Оно все было в каких-то розовых и синих пятнах, как и лицо. Но теперь здесь появились еще и желтые. Так и должно быть? Она думала, что нет, но ребенок двигался, так что, наверное, все в порядке. А еще он был холодным. Может быть, дети и должны быть холодными? Она-то думала, что они теплые. Еще один момент, с которым телевидение и книги что-то напутали.

Эстер улыбнулась. Возможно, ей самой нужно написать книжку о маленьких детках. Или пойти на телевидение и поговорить о них. Рассказать всю правду, какие они на самом деле. При этой мысли она ухмыльнулась и начала разматывать последнюю пеленку. То, что она там увидела, мгновенно стерло улыбку с ее лица.

— Фу… нет…

Она не знала, что делать. У нее в руке была тряпка, но она не хотела прикасаться к нему. Она пожалела, что рядом нет ее мужа, чтобы помочь, хотя и знала, что он ничего бы делать не стал.

«Ухаживать за детьми — это женское дело, — не раз говорил он. — Я не возражаю достать тебе ребенка, но присматривать за ним будешь уже сама».

И она на это согласилась. Так что теперь придется справляться самой.

Она взяла тряпку и, задерживая дыхание, принялась за работу. Наконец она закончила с этим и бросила грязную тряпку на кучу пеленок. Она вынула влажные салфетки, которые идут в комплекте с подгузниками. Когда детей вытирают этими салфетками, они улыбаются. Она вытерла его. Он не улыбался. И не смеялся. Но и не скулил. Это уже кое-что. Она вытерла его снова. Уже лучше. Он стал чистым. Она выбросила салфетку к пеленкам и тряпке. И посмотрела на лежавшего перед ней голенького младенца.

У него торчала одна штучка. Маленькая и сморщенная, с достаточно большой выпуклостью снизу. Это был мальчик.

— Ох…

Она протянула руку и взяла его маленькую штучку в свои большие толстые пальцы. Совсем крошечный. Она почувствовала, как внутри нарастает грусть, сопровождающаяся какой-то дрожью в ее теле.

Нет. Все это было уже в прошлом. Она та, кем она есть сейчас. Она Эстер. Жена и мать. Она счастлива. Счастлива.

Она отпустила его штучку и начала надевать на ребенка подгузник. Это не должно быть так уж трудно. Она смотрела на рисунок на упаковке и старалась повторить все действия. За работой она думала. Об этой маленькой штучке у ее ребенка. Она надеялась, что ее муж хотел именно мальчика. Должен был хотеть. Все мужчины хотят этого, разве не так? Отцы хотят иметь сыновей. На нее накатила новая волна грусти. Большинство отцов. Но некоторые хотят девочек. Некоторые делают их девочками.

Она снова посмотрела на ребенка и закрыла его штучку подгузником. Улыбнулась.

— Будем надеяться, что он хотел сына, — снова сюсюкая, сказала она, — иначе он оторвал бы тебе эту штучку быстрее, чем ты успел об этом подумать… — Она помолчала. Была какая-то фраза, которую она должна была использовать в этом случае, но она никак не могла ее вспомнить. — В общем, быстро оторвал.

Она напялила на него ползунки.

— Ну вот. Какой ты у меня красавчик!

Ребенок лежал на спине, слегка подергивая ножками. Глазки его по-прежнему были плотно зажмурены. Но теперь он, по крайней мере, не пищал.

Она посмотрела на часы. Ее муж уже приходил и снова ушел. Должен скоро вернуться. Она обычно чувствовала, когда он собирался возвращаться. А сейчас наступило время кормить ребенка.

Она подошла к холодильнику и взяла оттуда бутылку с молоком. Она понимала, что не может кормить его грудью, это было бы глупо. Поэтому она купила молоко в магазине. Самое жирное. Она читала, что ему нужно давать порошковое молоко и еще что-то, называемое питательной смесью. Но она не знала, что это такое. А насчет порошкового молока… Ей не нравилось, как это звучит. Лучше уж настоящее молоко. От коровы. Самое жирное — это то, что нужно, в нем должны быть и эти самые питательные смеси, и все остальное, что требуется ребенку. Это было важно, потому что она читала, что детям нельзя давать диетические продукты. Когда он подрастет, может, через несколько месяцев, ему можно будет давать колу, но только не сейчас. Она понимала это. Она же не совсем глупая.

Она набрала молока в рот. Холодное. Слишком холодное. Сунула его в микроволновку. Она ждала, когда раздастся сигнал о выключении печки, и время от времени поглядывала на ребенка. Он лежал на верстаке и снова дрыгал ножками. Она улыбнулась. Когда он молчал, он ей нравился. Она себе это так раньше и представляла.

Микроволновка просигналила. Она вынула бутылку и снова набрала молока в рот. Немного горячо. Но это, возможно, и хорошо. Здесь холодно, а молоко согреет ребенка. Добавит немного румянца на его щечки, заставит улыбаться.

Эстер подошла к верстаку, потряхивая бутылкой, чтобы остудить ее. Она подхватила младенца огромной, сильной рукой и поднесла бутылку к его губам. Лежит перед ней, лицо сморщено в постоянной нахмуренной гримасе, как у маленького уродца. Она представляла его себе вовсе не таким. К тому же он выглядит слабеньким. Слабенький и желтый. Словно старый и очень мудрый китаец из какого-нибудь зарубежного боевика. Она улыбнулась и снова посмотрела на него. Да нет. Он просто выглядит уставшим, как будто ему хочется спать. Что ж, теперь он может это сделать. После того как его покормили.