— Хорошо.
— Я бы хотел, чтобы ты поработала со мной. Мы должны провести допрос правильно.
— Понимаешь… — Она беспомощно огляделась по сторонам, но кроме него их слышать никто не мог. — Прости. Я не могу.
Он нахмурился и внимательно посмотрел на нее.
— Что это значит?
Она понизила голос, словно стесняясь того, что придется сказать.
— Я… я не могу остаться. Мне нужно уйти.
— Что? Но ты нужна мне!
Он тут же закрыл рот, подумав о том, как эта фраза может быть истолкована окружающими. И о том, насколько точно это соответствовало действительности.
— Прости. Я не могу.
— Но почему? Дело в деньгах? Я точно знаю, что мы можем расширить бюджет, получить дополнительные средства от министерства…
— Деньги здесь ни при чем. Я хотела бы остаться, правда.
Их взгляды встретились. Он верил ей. Она вздохнула.
Голос его упал.
— Тогда что?
— Мне нужно… Я должна попасть к врачу.
— На прием? — Фил чуть не расхохотался. — Ну, тогда все в порядке. Это можно перенести на другое время.
— Нет. Нельзя.
— Можно. Стоит только…
— Нет! — Ответ прозвучал громче и тверже, чем Марине хотелось. Она быстро обернулась, не слышит ли их кто-то еще. Никто даже не поднял головы. — Я беременна.
Фил медленно встал и немигающим взглядом уставился на нее, словно поплыл после нокаутирующего удара и вот-вот упадет.
Марина опустила голову.
— Прости меня. Тебе нужно было узнать об этом при других обстоятельствах.
Фил ничего не сказал. Он только потрясенно огляделся, не веря в реальность происходящего.
— Мне нужно идти.
Она повернулась к выходу. Но он взял ее за руку и остановил.
— Он… он мой? Наш?
Она отвела глаза в сторону.
— Мы об этом позже поговорим.
— Так да или нет?
Марина, сама того не замечая, положила руку на живот и начала массировать место, куда ее толкнул ребенок. Фил заметил это. Их глаза встретились. Никто из них не мог отвести взгляд.
В этот момент он все уже знал. И она это поняла.
Это был его ребенок.
— Послушай, мне нужно бежать. С ним… с ним что-то не так. — Она нервно поправила на плече ремешок сумки. — Есть опасность, что я могу его потерять. Доктор сказал, это от стресса. Прости меня.
— Марина…
Она снова посмотрела ему в глаза.
— Я действительно не хотела, чтобы ты узнал вот так. Мне очень жаль. Но мы еще поговорим об этом. Скоро поговорим. Я тебе обещаю.
— Нам нужно поговорить сейчас.
Она оглянулась по сторонам, словно загнанный в угол зверь, который ищет любые пути, чтобы сбежать.
— Нет, не сейчас. Мне нельзя волноваться, не забывай об этом…
— Но…
В другом конце комнаты появилась Анни.
— Босс?
Его взгляд заметался между ними.
— Марина…
— Потом, — быстро сказала она, пользуясь его замешательством, чтобы уйти. — Мы обязательно поговорим. Потом. Я обещаю тебе.
Она направилась к выходу.
Фил посмотрел ей вслед и перевел взгляд на Анни, которая ждала в дверях. Он снова покачал головой и пошел узнать, чего хочет от него констебль.
Фил, прислонившись к стене, стоял перед комнатой для допросов. Голова кружилась, все вокруг плыло, его тошнило. Он закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Попытался отвлечься от того, что сейчас происходило с ним, абстрагироваться и сосредоточить все внимание лишь на одном. На одном человеке. На одной цели.
Он должен заставить Софи Гейл говорить.
Допрос Бразертона был непростым делом, но предстоящая задача была еще более сложной. И самой значительной на сегодняшний день.
Фил сделал еще один глубокий вдох, потом другой. Он старался заставить сердце биться медленнее. Старался успокоиться. Сконцентрироваться. Сосредоточиться. Перестать быть человеком, рвущимся отомстить за смерть коллеги. Перестать быть скорбящим другом. Он не мог позволить своим чувствам выплеснуться. Для этого еще будет достаточно времени. Сейчас он был профессионалом, которому нужно хорошо выполнить свою работу.
Фил вытащил папку и еще раз просмотрел документы. Особое внимание он обратил на листок, который дала ему Анни. Закончив с этим, он толкнул дверь и вошел в комнату для допросов.
Софи Гейл безучастно смотрела перед собой. Она сидела совершенно прямо, а не ссутулившись, как он ожидал, положив скрещенные руки на стол. Когда Фил вошел, она даже не взглянула на него, лишь дважды моргнула, и это было единственным признаком того, что она знает о его присутствии.
Он сел напротив, положил папку на стол и посмотрел на Софи. И был потрясен увиденным. Обаяние, которым она обладала, куда-то исчезло, пропала и вся ее дешевая сексуальность. Лицо было пустым и бледным, глаза ничего не выражали, словно это была посмертная маска. Софи не смотрела на него, бессмысленно уставившись в стену.
Фил внимательно изучал ее. Сначала, по первому впечатлению, он решил, что она находится в шоке. Но, по-видимому, дело было не в этом. Это что-то другое. Он не чувствовал эмоционального дисбаланса, который обычно присутствует во время шока. Он снова посмотрел на Софи, заглянул в ее глаза. И увидел там какую-то искру. Темную, горящую искру. Он все понял и откинулся на спинку стула. Ей уже не нужно было притворяться. Больше не было необходимости в масках, которые она носила, которые ввели в заблуждение Бразертона и Клейтона. Она сбросила их, открыв свое настоящее, напоминающее смерть лицо. Ею руководили злоба и ненависть.
«Теперь, — подумал Фил, — нужно найти причину этого и попробовать поработать с ней». Это будет единственным способом получить от нее ответы относительно того, что случилось, выяснить, что происходит сейчас, найти ребенка и остановить убийцу.