Она встала. Опять положила ребенка в кресло, бутылку поставила рядом. Та перевернулась. Молоко полилось, впитываясь в одеяльце, в которое был завернут младенец.
Эстер было все равно. Она не могла больше думать об этом. Ей нужно было выйти. Уйти подальше от ребенка и его непрестанных воплей.
Она открыла боковую дверь и вышла во двор. На улице было уже темно и по-прежнему очень холодно. В воздухе чувствовалось приближение дождя или, хуже того, даже снега. Но Эстер не обращала на это внимания. Она готова выдержать что угодно, лишь бы уйти от этого ребенка. От этих криков, от этого прессинга…
Она набрала побольше воздуха и медленно выдохнула его в одном глубоком долгом вздохе. За рекой полыхал огнями порт. Корабли будут приходить туда и снова уплывать. И там нет никаких кричащих детей. Только широкая гладь воды. Море. Океан. Спокойствие. Как же Эстер хотелось оказаться там, за многие мили отсюда!
Она вздохнула. Она не впервые думала об этом. Но она понимала, что хотя все это находилось всего лишь на другом берегу реки, с таким же успехом оно могло бы быть и за миллион километров от нее. Или даже на другой планете. Она никогда не попадет туда, даже в этот порт, не то что в открытое море. Ее место здесь. Здесь она и останется.
А ее сестра сбежала. Или попробовала сбежать. Она закрыла глаза. Она не хотела снова думать о сестре. О той ночи, когда та ушла. О той ночи, когда она стала Эстер. Нет. Весь этот ужас, крики, вопли… Нет. Не думать об этом. Это слишком ее огорчает.
Да, ее сестра ушла. Так сказал отец. Ушла навсегда. Эстер понимала, что это значит. И что она должна делать. Поэтому она осталась.
Эстер тяжело вздохнула. Было слышно, как в доме продолжает плакать ребенок. Она закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы его там не было, но это не помогло. Она снова открыла глаза. Здесь был ее муж.
Что с тобой такое, черт побери? Что ты делаешь?
— Ребенок, — сказала она, — это все ребенок. Я не могу…
Она хотела сказать «справиться с ним», но понимала, что ее мужу это не понравится. Он может подумать, что она слабая, возможно, даже захочет от нее избавиться, заменить ее кем-то. Она снова подумала о ребенке. Который может стать ее заменой. Ей определенно не нужно говорить об этих своих мыслях. Не стоит подбрасывать ему подобную идею.
Этот чертов шум сведет меня с ума! Тебе лучше вернуться в дом и все уладить.
Она не смогла ответить, только помотала головой.
Эй, ты сама его хотела! Тебе нужно присматривать за ним.
— А ты… ты не мог бы этого сделать?
Я-то могу это сделать. Я могу пойти туда, могу заставить его замолчать. Но если я это сделаю, он уже больше никогда кричать не будет. Ты этого хочешь?
Эстер на мгновение задумалась. Действительно, может, она хочет этого? Все сразу станет намного проще. Намного спокойнее. Просто пойти и…
Ты всегда сможешь получить другого. Тут еще целый список…
Она знала, что это значит. Жажда крови в нем не улеглась, он хотел продолжать. Если это означает избавиться от этого и найти ему замену, тогда хорошо. Но нет. Она не могла сделать это после всего, через что они прошли, чтобы раздобыть ребенка. Она не могла просто взять и отказаться от него.
Она покачала головой.
— Я займусь им.
Тогда разберись с этим. И пусть он заткнется!
Эстер кивнула. Это было ее делом, она сама этого хотела. Она была матерью. Она должна с этим справиться. Пока ее муж с ней, пока они семья, она сможет со всем справиться.
Она открыла дверь. Шум усилился. Она молча зашла в дом.
Когда-то Стэнвей был деревней со своим собственным лицом. «И не так уж давно, — подумал Фил, — еще каких-нибудь двадцать лет назад». Сначала здесь появился зоопарк, потом торговый комплекс. И теперь он быстро превращается в еще одну часть беспорядочно разрастающегося пригорода Колчестера.
Фил стоял в современном коттеджном поселке, состоявшем из похожих на коробки домов разных размеров, которые были построены из желтого и красного кирпича и спроектированы в каком-то неопределенном архитектурном стиле, объединявшем в себе хрупкость новых строений с традициями и основательностью прошлого. Это место считалось эксклюзивным, но, судя по припаркованным рядом машинам — «воксхоллы», «форды», «рено», очень немного «вольво» и «ауди», — он сказал бы, что здесь живут в основном менеджеры среднего звена, со всеми присущими им амбициями и иллюзиями.
Фил знал, что это должно быть местом, куда переезжают жители центральных районов, которые ассоциируются у них с насилием и страхом. Они думают, что деньги защитят их. И теперь, после жестокого убийства, они против воли возвращаются к реалиям жизни. Он понимал, что́ они будут теперь думать: люди, от которых они хотели скрыться, продолжают преследовать их и здесь. Из собственного тяжелого опыта Фил знал, что никаких границ не существует. И деньги не защитят их. Ничто не может этого сделать. Убийство может произойти где угодно.
Дом, перед которым он сейчас стоял, был выстроен из желтого кирпича. Здесь были небольшие квадратные окна и крыльцо с колоннами — видимо, по задумке дизайнера дом должен был напоминать архитектуру времен Регентства. Снаружи он выглядел совершенно обычно. Но Фил, переступив порог, понял, что оказался в абсолютно другом, намного более мрачном мире.
Улица была перегорожена, и на ней появились белые палатки. Прожекторы, установленные вокруг дома, освещали его со всех сторон. Некоторые местные жители собрались на углу, другие наблюдали за происходящим из окон своих домов. Кто-то отвечал на вопросы полицейских. Фил заметил Анни и направился через улицу к ней. Увидев его, она кивнула.